– Тот, кто его убил?

Опустив голову, я посмотрел на Ортегу поверх темных стекол очков.

– Значит, вы мне верите.

– Не совсем.

– Ну же, бросьте!

Но Ортега меня не слушала.

– Я хочу узнать, – задумчиво промолвила она, – почему, в конце концов, Кадмин переменил свою линию. Понимаете, с тех пор, как его загрузили в воскресенье вечером, мы мурыжили его раз десять. И он впервые, хотя бы косвенно подтвердил, что в тот вечер был в «Хендриксе».

– Кадмин не признался в этом даже своим адвокатам?

– Мы не знаем, о чем он с ними говорил. Его интересы представляют крупные акулы из Улан-Батора и Нью-Йорка. Заоблачные гонорары. Приносят на каждую встречу с клиентом устройство постановки помех. На лентах системы наблюдения один шум.

Я удивленно поднял брови. На Харлане виртуальные юридические процедуры обязательно отслеживаются. Устройства постановки помех не разрешается использовать никому, сколько бы денег ни стояло за этим человеком.

– Кстати, раз уж речь зашла об адвокатах Кадмина – они здесь, в Бей-Сити?

– Вы хотите сказать, физически? Да, они занимаются делами округа Марин. Один из партнеров фирмы взял напрокат оболочку. – Ортега презрительно скривила губы. – В наши дни физическая встреча считается показателем класса. Лишь мелкие конторы ведут дела по проводам.

– И как зовут этот «костюм»?

– Сейчас для нас главное – Кадмин. Не знаю, пойдем ли мы дальше.

– Ортега, мы пойдем до самого конца. Мы об этом договорились. В противном случае мне придется вести расследование на свой страх и риск, подставляя прекрасное личико Элиаса под новые удары.

Ортега помолчала.

– Его фамилия Резерфорд, – наконец сказала она. – Вы хотите поговорить с ним?

– В настоящий момент я готов поговорить с кем угодно. Быть может, я выразился недостаточно ясно. Я иду по остывшему следу. Банкрофт тянул полтора месяца, прежде чем нанять частного следователя. Кадмин – все, что у меня есть.

– Кийт Резерфорд – это пригоршня легкоплавкой смазки. От него вы добьетесь не больше, чем от Кадмина в подвале. К тому же как, чёрт побери, я должна вас представить, Ковач? «Привет, Кийт, это тот самый частный детектив, которого твой клиент пытался замочить в воскресенье. Он хочет задать тебе пару вопросов». Да Резерфорд не скажет ни слова.

Тут она была права. Я помолчал, задумчиво уставившись в море.

– Ну хорошо, – наконец медленно произнес я. – Мне нужно поговорить с ним лишь пару минут. А что, если вы представите меня Элиасом Райкером, вашим напарником из отдела органических повреждений? В конце концов я ведь и так почти он.

Сняв линзы, Ортега помолчала.

– Вы шутите?

– Нет. Ищу реальный подход. Резерфорд ведь из Улан-Батора, так?

– Из Нью-Йорка, – натянуто поправила Ортега.

– Ладно, из Нью-Йорка. Так он скорее всего до недавнего времени даже не слышал ни про вас, ни про Райкера.

– Весьма вероятно.

– Так в чем же проблема?

– А в том. Ковач, что мне это не нравится.

Опять наступила тишина. Уставившись в пол, я тяжело вздохнул, наполовину деланно, наполовину по-настоящему. Затем, в свою очередь сняв очки, я посмотрел на Ортегу. Её чувства отображались на лице как на дисплее. Безотчётный страх за оболочку и все из него вытекающее; маниакальный материализм, прижатый спиной к стене.

– Ортега, – тихо произнес я, – я – это не он. Я не пытаюсь быть им…

– Да ты даже близко не можешь с ним сравниться! – отрезала она.

– Мы говорим только о перевоплощении на пару часов.

– И всё?

Она произнесла это голосом, твердым, как сталь, и быстро надела очки, чтобы я не видел навернувшиеся на глаза слезы.

– Ладно, – кашлянув, заявила Ортега. – Представлю тебя Резерфорду. Не вижу в этом смысла, но я сделаю, как ты сказал. И что дальше?

– Трудно сказать. Мне придется импровизировать.

– Как это ты делал в клинике «Вей»?

Я небрежно пожал плечами.

– Методика чрезвычайных посланников в основе своей определяется окружающей обстановкой. Я не могу реагировать на событие, пока оно не произошло.

– Ковач, я не хочу новой кровавой бойни. Это портит статистические отчёты нашего управления.

– Если и будет какое-то насилие, начну его не я.

– Гарантия хилая. Ты хоть представляешь, что именно будешь делать?

– Я буду говорить.

– Только говорить? – недоверчиво посмотрела на меня Ортега. – И все?

Я водрузил на нос неудобные очки.

– Иногда этого оказывается достаточно.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Первого адвоката я встретил, когда мне исполнилось пятнадцать. Это был тщедушный человечек, специалист по защите несовершеннолетних преступников. Он представлял мои интересы в суде, и весьма неплохо. Против меня выдвинули обвинение в нанесении незначительных органических повреждений сотруднику полиции Ньюпеста. Адвокат с близорукой терпеливостью добился условного освобождения и одиннадцати минут принудительного виртуального психиатрического лечения. Когда мы вышли из зала суда, он взглянул на моё, судя по всему, самодовольное наглое лицо и грустно кивнул, словно получив подтверждение худших опасений насчет смысла жизни. После чего адвокат развернулся и ушел, не сказав ни слова. Я сразу же забыл его фамилию.

Вскоре я попал в подростковую банду Ньюпеста, и это полностью исключило подобные контакты. Члены банд прекрасно разбирались в компьютерной сети и писали собственные программы виртуального взлома или выменивали их у малолеток вдвое моложе себя на низкосортную виртуальную порнуху, скачанную из «паутины». Поймать их с поличным было непросто, и правоохранительные органы Ньюпеста предпочитали не трогать банды. Междоусобные войны были опутаны множеством строгих ритуалов и исключали участие посторонних. В тех редких случаях, когда разборки выплескивались за пределы замкнутого мира банд и задевали простых граждан, следовали быстрые и жестокие карательные рейды. После этого парочка главарей оказывалась на хранении, а остальные члены банд получали хорошую взбучку. К счастью, я не успел подняться на вершину преступной иерархии и меня на хранение не отправляли. Поэтому в следующий раз я попал в зал суда, когда разбиралось «Дело Инненина».

У адвокатов, которых я там увидел, с человеком, защищавшим меня в пятнадцать лет, общего было столько же, сколько у огня из автоматического оружия с громкими звуками, издаваемыми в туалете. Хладнокровные, профессионально отточенные, они настолько высоко поднялись по служебной лестнице, что, несмотря на военную форму, не подходили ближе, чем на тысячу километров к настоящей перестрелке. Они акулами носились по холодному мраморному полу суда, решая единственную проблему: как провести четкую линию между войной (массовым убийством людей, одетых в мундиры чужой армии), оправданными потерями (массовым убийством собственных солдат, но сопровождающимся существенными выгодами) и преступной неосторожностью (массовым убийством собственных солдат, не приведшим к ощутимой пользе). Я просидел в зале суда три недели, слушая, как адвокаты перемешивают доводы и факты в один салат, и с каждым часом различия, в начале судебного разбирательства казавшиеся четкими и ясными, становились все более размытыми. Наверное, это говорит о том, что акулы прекрасно знали свое дело.

После такого слушание простых уголовных дел явилось облегчением.

– Тебя что-то беспокоит? – спросила Ортега, искоса взглянув на меня.

Она опустила воздушный транспорт без опознавательных знаков на морскую гальку перед стеклянным фасадом конторы Прендергаста Санчеса, адвоката.

– Да так, просто задумался.

– Попробуй принять холодный душ и выпить спиртного. Мне помогает.

Кивнув, я протянул крохотную металлическую капельку, которую катал пальцами.

– Это законно?

Ортега отобрала капельку.

– Более или менее. Впрочем, жаловаться все равно никто не будет.

– Замечательно. А теперь для прикрытия будет нужна твоя вступительная речь. Дальше я буду действовать сам. Ты говори, а я буду молча слушать. Начнем с этого.